«Да, арифметика простая — солдатская» — подумал Павел.
К вечеру следующего дня, когда дивизион вышел на исходные позиции, из штаба корпуса вернулся майор Гиленков.
— Когда наступление? — был первый вопрос, который задал ему Дементьев.
— Завтра, капитан, завтра. Будем ломать «Восточный вал». Задача — выйти к Одеру. За первые четыре дня корпус должен пройти сто тридцать километров. Засиделись-застоялись, теперь разомнемся!
Ночь перед наступлением — время особое. В воздухе висит нечто незримое, словно скапливается там грозовое электричество, готовое разрядиться рукотворной молнией, как только электроды — русские и немецкие войска — сойдутся.
Закончив с комдивом все неотложные дела, Дементьев отошел в сторону от боевых машин. Вокруг безмолвствовал зимний лес, на лапах елей лежали густые снежные шапки. В тишине, нарушаемой только шорохом дыхания, отчетливо было слышно шипение ракет, то и дело взлетавших над передним краем. «А завтра эту стеклянную тишину, — подумал Павел, — раздробит на осколки рев моторов и грохот орудий. Как нелепо устроено все в этом мире!».
Ночь прошла на удивление спокойно. Утром Павла разбудил Полеводин, успевший вскипятить чайник. Завтра оказался скудным — черный хлеб и банка тушенки.
— Так подъели все, что добыли на Дембицких складах, — чуть виновато объяснил ординарец, извлекая из заначки пачку трофейных галет.
Бивак уже шумел голосами, хлопали дверцы, урчали моторы. Гиленков, подтянутый, чисто выбритый и напряженный, как натянутая струна, садился в свою машину.
— Я на КП к Дремову. Связь как всегда — по радио. Морозец, — Юрий снял кожаную перчатку и потер кончик носа, — но денек у нас будет жарким. Ну, ни пуха, ни пера!
«Виллис» комдива рванул с места, взметнув крутящийся снежный вихрь, в который упало запоздалое дементьевское «К черту!».
А в восемь ноль-ноль земля вздрогнула — тысячи орудийный стволов выплюнули огонь и сталь. Непрерывная обработка артиллерией и авиацией переднего края немецкой обороны продолжалась полтора часа, и «катюши» 405-го дивизиона тоже спели свою партию в общем многоголосом хоре. Что оставалось на пресловутом «Восточном валу» после этого огненного шторма, Дементьев увидел собственными глазами, когда дивизион «РС» вошел в прорыв и двинулся на запад: земля, перепаханная вдоль и поперек, исковерканные танки, разбитые машины, перевернутые пушки и трупы, трупы, трупы — горы трупов.
Армия Чуйкова прорвала немецкую оборону и ушла вперед на десять-пятнадцать километров. Обгоняя пехоту, в прорыв устремился подвижный передовой отряд восьмого корпуса: танковая бригада полковника Темника, 400-й полк самоходок подполковника Хватова, две зенитные батареи, саперный и понтонный батальоны — рек впереди хватало, — а за ними вытянулась походная колонна «катюш». Пехоты в отряде было мало — десант на броне, и все.
Ударный отряд двигался быстро — до ста километров в сутки, останавливаясь лишь для заправки горючим и пополнения боезапаса. Передовые отряды 8-го и 11-го корпусов не ввязывались в бои для занятия городов и деревень, обходили узлы сопротивления, оставляли на съедение идущим позади них частям огрызавшиеся группы противника. Танковый нож вонзался в незащищенное подкожное мясо Зверя, резал жилы коммуникаций и нервы линий связи, рвал артерии, по которым, натужно пульсируя, проталкивалась к фронту свежая кровь пополнений. Нож этот вызывал болевой шок паники, заставляя Дракона корчиться в страхе. Если где-то отряд натыкался на более-менее организованную оборону, которую нельзя было обойти, полковник Темник, избегая ненужных потерь и экономя время и силы, пускал в ход дивизион «РС». Дивизион стрелял с ювелирной точностью, после чего танки шли дальше по дымящимся развалинам, вминая в мерзлую землю обломки сожженной техники и обгорелые трупы немцев.
Подвижный передовой отряд выполнял поставленную задачу: достичь заданного рубежа, закрепиться там и держаться до подхода основных сил корпуса. В сорок пятом году русские войска хорошо научились воевать, оставив далеко позади учителей, не скупившихся в свое время брать со своих учеников щедрую плату кровью и жизнями.
Дементьев впервые участвовал в глубоком танковом рейде. Памятуя наставления Гиленкова «В рейде зевать не приходится — если не хочешь схлопотать в борт фаустпатрон, крути головой на триста шестьдесят градусов», он добросовестно выполнял эту инструкцию, сожалея порой, что у него нет глаз на затылке, и что шея человеческая несколько отличается от оси, на которой крутится колесо. И на второй день рейда, когда ударный отряд миновал лес и оседлал шоссе, уходившее к какому-то небольшому городку, Павел одним из первых заметил на этом шоссе колонну немцев — темную толпу на серой ленте дороги, рассекавшей пустынную заснеженную равнину.
— Немцы, — захрипела рация голосом капитана Бочковского, — человек восемьсот-девятьсот. Предположительно маршевый батальон.
— Атакуй, — приказал в ответ полковник Темник, командовавший отрядом.
И около тридцати танков, развернувшись широким веером, обрушились на немцев. Те оказались практически безоружными: у большинства из них не было ни фаустпатронов, ни даже карабинов — маршевые батальоны довооружались на подходе к линии фронта. На шоссе началась дикая бойня — истошные крики размазываемых по асфальту людей тонули в треске пулеметов, в грохочущем рычании моторов и в лязге танковых гусениц. Дементьев смотрел, и всплывали в его памяти лесная поляна на берегу маленькой речушки подо Мгой и красноармейцы, падавшие под гусеницы немецких танков. «Вот оно и отрыгается, — думал он с мрачным торжеством. — Мне отмщение, и аз воздам…».