Мы вращаем Землю! Остановившие Зло - Страница 74

Королю Фридриху хотелось спать, но спать было уже некогда — за пологом палатки светлело. Ничего выспимся, когда разобьем Салтыкова.

— Рудольф!

У входа в палатку тут же возник светловолосый и голубоглазый адъютант, настоящий Зигфрид.

— Поднять лагерь. Без барабанов!

Без барабанов — это значит, что офицеры бьют палками капралов, а капралы — солдат. Стук палок по спинам не слышен в русском лагере, но эти палки поднимут любого сонного ленивца в лагере прусском.

Итак, партия начинается. А пока — пока на разноцветном игровом поле расставляют фигуры — можно подумать о чем-нибудь возвышенном: о музыке, о живописи, о философии. Об этом можно думать по-французски: немецкий язык — это язык войны, язык приказов, язык непобедимых воинов.

* * *

Главные силы прусской армии обходили левый фланг русских. Впереди — эскадроны Зейдлица, за ними, держа равнение, как на параде в Берлине, — батальоны гренадер. Солдаты шли, как машины — по кочкам, по не сжатым полям, с монотонностью часового механизма: семьдесят пять шагов в минуту. Военная машина — машина победы.

Машина споткнулась на прудах Кунгрунда — этих прудов не было на карте. Король был зол — король неистовствовал, хотя внешне это было заметно только по его глазам и по длинному носу, казавшемуся еще длиннее от надвинутой на левую бровь черной треуголки. Но генералы хорошо знали «Фрица», как звали короля солдаты, и не сомневались: окажись сейчас здесь кто-нибудь из картографов, этот «кто-нибудь» уже дрыгал бы ногами на первой же мало-мальски подходящей осине, вздернутый за шею веревкой.

Пруды казались бесконечными, словно кто-то, издеваясь, бросал и бросал их один за другим под ноги солдатам армии прусского короля. Пять часов солдаты обходили блестящие кляксы прудов, изнывая от жары — поднявшееся солнце раскалило медные бляхи высоких гренадерских шапок. А за прудами Коровьей лощины начался лес, где застряла артиллерия: конным упряжкам трудно было разворачиваться между деревьев, и солдатам приходилось выпрягать лошадей и катить орудия на руках.

А впереди уже вовсю гремели пушки: генерал Финк, выполняя план короля и вводя русских в заблуждение, открыл огонь по Мельничной горе. Русская артиллерия ответила незамедлительно — гром канонады густел, потянуло дымом от горящих домов Кунерсдорфа, подожженных русскими брандскугелями. Но только к полудню непобедимые батальоны короля Фридриха вышли из леса на простор кунерсдорфских полей и начали готовиться к своей сокрушительной «косой» атаке.

* * *

Салтыков тоже поднял свою армию рано — в четвертом часу утра. Казачья разведка донесла о движении прусских колонн, и атаки врага можно было ждать с минуты на минуту. Солдаты успели сварить кашу, позавтракать и выпить по чарке водки, когда в шесть часов за Гюнером послышались выстрела — казачьи пикеты столкнулись там с передовыми частями неприятеля.

Русский лагерь зашевелился — «Пруссак идет!». Врага еще не было видно — только в зрительные трубы офицеры штаба наблюдали, как отходили казаки, нахлестывая нагайками коней и поминутно оглядываясь назад.

В девять часов утра началось. С третинских высот по Мюльбергу ударили прусские пушки, и зарычали в ответ шуваловские единороги — глухо и ворчливо, словно медведь, вырванный из зимней спячки. Орудия гремели с обеих сторон, Мельничную гору заволокло пороховым дымом — князь Голицын, командовавший стоявшим на горе Обсервационным корпусом, отвечал тремя выстрелами на каждый выстрел пруссаков, — но немцы не начинали атаку: они чего-то ждали.

— Ожидают прибытия его величества, — сказал Салтыков, мерявший шагами вершину холма, — но они что-то запаздывать изволят.

После полудня, наконец, на Малом Шпице появились пушки, за ними маячила конница, за ней показались колонны пехоты.

— Вот вы где, голубчики, — проговорил русский главнокомандующий, не отрываясь от подзорной трубы, — а мы вас уже заждались…

А пруссаки, словно наверстывая потерянное время, пошли в атаку — без промедления. Они шли, презирая сильный огонь войск князя Голицына, шли уступами, неправдоподобно четкими и правильными: военная машина прусского короля демонстрировала свою мощь. Гренадеры Фридриха — высокие, плотные, как на подбор, — шли стеной. Если кто-нибудь из них падал, выбитый пулей, ряд тут же смыкался, затягивая брешь, и мерное наступление продолжалось. Время от времени прусские шеренги вспыхивали огнем — гренадеры стреляли залпами, по команде.

Пруссаки вошли в мертвую зону у подножья горы, и огонь оборонявшихся разом стих. А стройные прямоугольники прусских батальонов надвигались на Мюльберг не только с фронта, но и с флангов, со стороны Третина и Малого Шпица — генерал Финк тоже пошел в атаку.

— Как они стоят? — заволновались в свите командующего, имея в виду солдат князя Голицына. — Их же сейчас зажмут в клещи!

На Мельничной горе заметили опасность, угрожавшую Обсервационному корпусу, — видно было, как там засуетились, перестраивая ряды. Но в русской армии и в мирное время перестроение проходило не слишком гладко, а тут, перед лицом надвигавшегося с трех сторон врага, мушкатеры не столько перестроились поперек горы, сколько сбились в кучу. А тем временем на артиллеристов-шуваловцев обрушился тяжкий удар наступавших прусских батальонов, и пушкари не выдержали — побежали. Четыре пехотных полка Обсервационного корпуса, наполовину укомплектованные наспех обученными и необстрелянными рекрутами, положения не спасли. Они продержались недолго и вскоре побежали вслед за шуваловцами по склонам Мюльберга вниз, к болоту и к берегам Одера.