Мы вращаем Землю! Остановившие Зло - Страница 85


К оглавлению

85

Когда Павел ознакомился с «подработанным» вариантом своего боевого донесения, у него отвисла челюсть, а глаза приняли выражение слегка контуженного близким разрывом тяжелого снаряда.

— Что вас не устраивает? — спросил подполковник, наблюдавший за его реакцией, и расхохотался.

— Да тут как-то, — осторожно заметил Дементьев, — слегка преувеличено вроде бы. Уж больно много всего я уничтожил у фашистов.

— Нет, — назидательно произнес начштабарт, — мы хорошо и правильно оценили твою работу, и нам виднее, что ты для нас сделал, особенно в острые, решающие моменты боя. Все правильно и спасибо тебе, брат капитан, за смелые и решительные действия. А теперь, — он сделал приглашающий жест рукой, — давай отметим это дело обедом с коньячком.

Поскольку дивизион уже вышел из временного подчинения 4-й пехотной дивизии 1-й армии Войска Польского, Дементьев предъявил отзыв Певишкиса полковнику Пуховкину, вновь ставшему для него непосредственным начальством. Реакция комполка на эту реляцию была примерно такой же, как у самого Павла при первом прочтении означенного документа, и даже покруче — полковник минут пять молчал, собираясь с мыслями.

— И это все сделал один твой дивизион? — изрек он наконец.

— Тот же вопрос я задал полякам, товарищ полковник, и они подтвердили написанное.

— Ну, ты и даешь… — подытожил Пуховкин со смесью недоверия и восхищения.

Павел понимал сложные чувства отца-командира: в отзыве, кроме всяких лестных слов, было написано, что «дивизионом «РС» под командованием капитана Дементьева П. М. уничтожено до четырех тысяч (больше полка) солдат противника, около пятисот автомашин, двести повозок, более сотни орудий и минометов, десятки ДОТов, ДЗОТов, пулеметов и пр.», причем «пр.» могло означать все что угодно, вплоть до бункера Гитлера в подземельях Имперской канцелярии.

Как бы то ни было, но за Берлинскую операцию Павел Дементьев, несмотря даже на неважное отношение к нему полковника Пуховкина, был награжден орденом Александра Невского и представлен к очередному воинскому званию.

— Готовь себе майорские погоны, капитан, — сообщил ему комполка, кисло улыбаясь, — приказ будет на днях.

В глубине души Павел понимал, что его роль в разгроме вермахта и взятии Берлина не столь велика, как было сказано в «подкорректированном» отзыве Певишкиса. Но Павел знал также, что сделал для победы все, что мог, и утешил свою совесть силлогизмом: «Меня сейчас перехвалили, а сколько честно заслуженных наград я не получил? Значит, в конечном счете, все вышло по справедливости».

* * *

С небольшим городком Науэн, расположенным в лесистой местности чуть севернее Берлина, война обошлась милостиво — не искалечила, а только слегка обожгла его своим огненным дыханием. Большинство домов стояли неповрежденными во всей своей немецкой аккуратности, чистенькие и опрятные — уцелели даже оконные стекла. Но жители городка попрятались и разбежались, спасаясь от «русских варваров», — улицы были пустынны.

41-й минометный полк, выполнив свою задачу по поддержке Войска Польского, расквартировывался в лесах южнее Науэена, а в сам городок были отправлены квартирьеры для разыскания подходящих помещений для штаба полка и его тыловых служб. Оказался в Науэне и майор Дементьев.

Командир дивизиона «катюш» мог не заботиться о своем жилье — на то есть люди, коим такое занятие по штату положено, а у него, в конце концов, есть дом на колесах: будка, смонтированная на полуторке ГАЗ с печуркой, двумя койками, столиком и умывальником. Стараниями Василия Полеводина будка эта стала похожей на настоящую комнату, и даже с претензией на роскошь: пол и стены были обиты трофейными коврами, на которых висело оружие, в том числе кавалерийская шашка — память о начале войны, когда пушки возили конной тягой. Все так, но Павлу хотелось взглянуть на осколок чужого быта, хоть он и бывал уже в немецких домах во взятых ранее городах.

Дверь добротного двухэтажного кирпичного дома оказалась незапертой. Дементьев толкнул ее и вошел.

Ничем особенным внутреннее убранство дома его не поразило — дом как дом, мебель, фотографии на стенах, занавесочки, незатоптанный сапогами пол. Он уже собрался уходить, когда вдруг наверху, на втором этаже, раздался стук — словно упало что-то. Правильнее было бы тут же уйти и вернуться, прихватив с собой пару автоматчиков, — кто его знает, вдруг там прячется какой-нибудь недобиток-эсэсовец или безмозглый пацан из «гитлерюгенда». Этим капитуляция до известного места — как-то глупо нарваться на пулю уже после того, как война закончилась. Но Павел почему-то стал подниматься по ведущей наверх лестнице — правда, стараясь при этом не шуметь и вынув на всякий случай пистолет. А когда он оказался на втором этаже, то нос к носу столкнулся с молодой немкой, прижимавшей к груди какие-то тряпки.

Пару бесконечно долгих секунд они стояли и смотрели друг на друга — молодой русский майор с пистолетом в руке и светловолосая немка лет двадцати пяти в коротком легком платье и жакете. А потом губы женщины дрогнули, и она пролепетала: «Herr Offizier… Ich…»

«Вот дура… Наверно, пришла домой за милыми сердцу ложками-штанишками, а тут… И о чем она, интересно, сейчас думает? Что этот большевик сейчас ее пристрелит? Или завалит на широкую кровать — вон она, за ее спиной, самое то! — задерет подол, и… А что — он победитель, кто его осудит? Немцы-то в наших местах что вытворяли, сколько баб да девок поизнасиловали! А может, она и сама не против? Бабенка-то ладная, вон какие икры, да и груди из жакетки так и выпрыгивают… Замаялась без мужика, а может, мужик ее и лег давно в землю где-нибудь в Белоруссии — вдовствует… Ишь ты, какая кобылка гладкая…». Но Павел, несмотря на все эти свои мысли, просто стоял и смотрел на женщину — только пистолет опустил: чего зря бабу пугать?

85